Победа над деревней

maksudov

Победа над деревней

    Статья была напечатана по-английски в Hunger by Design/ Harvard University Press 2008

 

 

ПОБЕДА НАД ДЕРЕВНЕЙ

 

Кукушка воробью пробила темя,

За то, что он кормил ее все время.

Вильям Шекспир «Король Лир»

 

Слова Шекспира, вынесенные в эпиграф абсолютно точно показывают, что случилось в начале 30-х годов в СССР. Крестьянство, кормившее страну, было поставлено перед жестокой альтернативой: голодная смерть или полное подчинение распоряжениям властей. Это была вторая гражданская война, в которой погибли миллионы. Война бедных против зажиточных, города против деревни, государства против сельского жителя. В советской прессе эти события получили в свое время множество наименований: «Аграрная революция», «Второй шаг Октября», «Великий перелом». Все эти названия по-своему справедливы. Коллективизация была естественным завершением Октябрьской революции.

 

Как известно, гражданская война закончилась военной и политической победой большевиков и их поражением на экономическом фронте. Хозяйство страны было полностью разрушено, и правительство было вынуждено отказаться от полного контроля над экономикой и перешло к, так называемой, Новой экономической политике (НЭП), которая была новой для руководителей страны, а для населения означала частичное восстановление старой жизни. Вслед за этим началось восстановления нормальной экономической жизни, поя­вились продукты и другие товары, начали функционировать системы снабжения, образования, медицинского обслуживания и другие. Жители постепенно приходили в себя после пережитой ка­тастрофы.

У большевиков, оказавшихся волею судеб у власти, шесть мир­ных лет ушли на внутрипартийную борьбу вокруг вопроса о нап­равлении дальнейших преобразований. Необходимость переуст­ройства не ставилась под сомнение, она вытекала из несовпадения существующего положения с идеями, с которыми большевики пришли к власти. Расхождения возникали лишь в методах, пригодных для реорганизации, и в оценке степе­ни допустимого давления на население. Одновременно происходило быстрое пополнение партии и государственного аппарата новыми людьми, пришедшими, чтобы воспользоваться властью, и готовыми ради этого на многое. К 1928 году произошло несколько сущест­венных, хотя внешне не слишком заметных событий. Страна приблизилась к довоенному экономическому уровню, восп­ринимавшемуся многими как важный качественный рубеж, за которым должен последовать новый шаг. Кроме того, равновесие в среде партийных ру­ководителей сместилось, и Сталин сумел получить поддержку значительной части партийной элиты. Это позволило ему самому определять методы решения проблемы, а заодно окончательно устранить из политической жизни оппонентов. Передышка закончилась, началось наступление на деревню. Это был кульминационный момент развития советского государства, включение в бюрократическую систему управления производством основной массы населения страны – крестьянства. О революционном характере преобразований свидетельствуют и масштаб изменений, и скорость перемен, и насильственные методы реорганизации.

Обычно революции опираются на недовольство населения очевидными пороками общества (социальные конфликты, стагнация экономического развития, падение уровня жизни). Сильная сторона революционеров состоит в подчеркивании этих очевидных недостатков существующего строя, отталкиваясь от которых, они проектируют вектор перемен в противоположном направлении так, что выбранный курс отражает настроения и потребности общества. Особенностью коллективизации было преобладание обещаний, светлых перспектив над критикой реально существующей ситуации. Преобразования затевались не потому, что дальше так жить было нельзя, а из-за того, что, по мнению руководителей, были теоретически возможны более удачные способы организации производства. Естественно, что такая идеология не пользовалась широкой поддержкой населения. По этой причине, а также из-за отсутствия в стране экономических предпосылок для преобразований и потому, что во главе страны стояли бывшие революционеры, перемены носили насильственный характер.

Коллективизация была революцией сверху. Правительство разрушало существующую систему производства, традиции, обычаи и нормы хозяйственной жизни, нарушало собственные обещания и законы страны, а порой вступало в конфликт с законами природы и здравым смыслом. Опорой властей при проведении преобразований служили государственный и партийный аппарат, НКВД, комсомольская молодежь, мобилизованные рабочие и некоторое количество крестьян бедняков, уже связавших себя в прошлом с действиями властей. Противостояло реорганизации большинство жителей страны: почти все крестьяне и значительная часть горожан. Эта революция меньшинства против большинства, конечно, не могла быть проведена без широкого применения насилия. Но была еще одна особенность, осложнившая положение, ошибочность предпосылок. Неверный анализ определил ложный выбор направления и невозможность достижения светлых целей. Власть считала, что большие коллективные хозяйства увеличат производительность труда, возрастет объем сельскохозяйственной продукции и ее товарная часть. В результате повысится уровень благосостояния населения. В действительности происходило прямо противоположное [1]. По мере того, как в ходе преобразований этот факт становился все более очевидным рядовым исполнителям, центральная власть оказывалась все в большем одиночестве и все шире использовала свое единственное оружие – репрессии. «Плохими» оказывались все более широкие круги населения: сначала зажиточные крестьяне (кулаки), затем единоличники, не желавшие вступать в колхоз, после этого колхозники, не хотевшие или не умевшие работать по указаниям властей, вслед за этим местные руководители, не справившиеся с организацией работ и заготовками зерна в размерах предписанных центром. Все они заслуживали сурового наказания, и сами, в свою очередь, были недовольны. Так возникла роковая последовательность событий: неверные предпосылки, ошибочный путь, тупик и всеобщее разочарование. Но, провалившись с увеличением производства продукции, государство сумело выполнить третий и самый важный для него пункт программы – увеличило товарный выход зерна. На пленуме ЦК партии в январе 1933 года Сталин докладывал о победе на «хлебном фронте»: «Партия добилась того, что вместо 500-600 млн. пудов товарного хлеба, заготовлявшегося в период преобладания индивидуального крестьянского хозяйства, она имеет теперь возможность заготовлять [так в тексте – С.М.] 1200-1400 млн. пудов зерна ежегодно». Это, однако, был не конец, а только начало государственной экспроприации. В 1936-39 гг. при урожае заметно меньшем, чем в 1926-28 гг. заготовки составили 1800-2200 пудов, в деревне осталось 150 млн. ц, в три раза меньше, чем в 1913 или 1926-29 годах. На одного сельского жителя в день приходилось по 350 грамм, почти как в блокадном Ленинг­раде, и это без учета потерь при уборке, хранении и расходов зерна на корм скоту. Если вспомнить, что распределение по территории и соци­альным слоям было неравномерным: председатели, кладовщики, трактористы, бухгалтеры и т.п., получали, несомненно, повышенную долю продуктов, можно с горечью заметить, что значительная часть деревенских жителей была лишена куска хлеба в буквальном смысле этого сло­ва.

Селу было не просто смириться с новой полуголодной жизнью. Кульминацией битвы между крестьянином и властью стал голод 1931-1933 годов. Перед лицом голодной смерти сельский житель сдался и в последующие десятилетия покорно трудился на полях, выполняя распоряжения властей, не слишком рассчитывая на вознаграждение.

Эта статья посвящена последнему этапу великого сражения на Украине. В ней рассматриваются причины вызвавшие голод, экономические, нравственные и демографические результаты, включая потери населения.

ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЕ ОФОРМЛЕНИЕ ГОЛОДА

 

Неплохой урожай 1930 года и наличие у деревни некоторых запасов продовольствия, накопленных в предыдущие нэповские годы, позволили государству заготовить 22 млн. т зерна, почти в два раза больше, чем в 1928 году. Меньше этого власти уже больше никогда не хотели получать, независимо от размеров урожая. Этого трудно было добиться в 1931 году и оказалось абсолютно невозможно в 1932. Правительство не могло смириться с реальностью и потому для сбора заготовок были предприняты экстраординарные меры. На Украине они выглядели следующим образом:

I. Требование полной сдачи зерна и колхозниками и единоличниками без права оставления себе хоть какой-то части урожая.

2.. Обыски в домах у колхозников, во время которых изымалось все найденное зерно, как якобы раскраденное или незаконно выданное колхозом. Обыски у единоличников и горожан.

3.. Занесение на «черную доску» колхозов, сел, сельсоветов и районов. Запрет торговли, изъятие товаров, репрессии против администрации и т.д.

4. Требование мясозаготовок на 15 месяцев вперед у районов, не выполнивших хлебопоставок. Это приводило к изъятию домашнего скота и лишению тем самым сельских жителей единственной страховки от голода.

5. Полное прекращение продажи в городах продовольствия.

6.  Жестокие репрессии против руководителей всех уровней.

7.  Изъятие семенных и прочих фондов и вывоз их из деревень.

8. Запреты общественного питания и выдачи авансов по трудодням.

9. Запрет продажи колхозникам железнодорожных билетов без справок от сельсовета.

При этом власти утверждали, что положение вполне благополучное, урожай хороший и принимаются меры по улучшению положения населения. В законе о хлебозаготовках 1932 года, подписанном Молотовым и Сталиным говорилось, что «трудности с засухой преодолеваются более успешно, чем прежде, что в деревне выросло производство зерна, а в городе стало больше промышленных товаров, в результате чего решено уменьшить заготовки» до 208.9 млн. ц, в то время, как в предыдущем году они составляли 241.7 млн. ц.

В действительности в 1932 году было заготовлено всего 199.2 млн. ц, а сталинская цифра включала кроме заготовленного зерна, покупки государства и плату за помол. Фиктивным снижением плана заготовок «милости» властей, не ограничивались. Они сократили срок сбора поставок на пол года, а в награду тем, кто выполнит план и создаст необходимые семенные фонды, разрешалась свободная продажа излишков хлеба на базарах и рынках. Продажа до этого никогда не ограничивалась. Так что милостивое разрешение продавать после выполнения плана означала на деле запрет на торговлю до тех пор, пока план не будет полностью выполнен. Это было серьезным дополнительным ударом по всем жителям деревни и небольших поселков, которые не имели собственных посевов и покупали муку на рынке.

Кампания по проведению хлебозаготовок к 1932 году стала уже чем-то достаточно привычным. Тысячи уполномоченных, десятки тысяч горожан, обыски у зажиточных — все это казалось неизбежным и воспринималось селом как стихийное бедствие. По этой же схеме первоначально проводи­лись и заготовки 1932 года.

Так, на Украине ЦК КП(б)У принимает специальное постановление: «О мобилизации рабочих коммунистов на хлебозаготовки». Мобилизованных в промышленных центрах коммунистов посылали бригадами по 3-4- человека по 2- бригады на район. Кроме того, I декабря сельским партийным организациям приказано организовать бригады из колхозников, которые выполнили план или близки к выполнению, для содействия выполнения плана единоличниками, то есть для обысков и конфискаций. Такие бригады, выезжающие в чужие районы, применялись еще в 1931 году и получили название «буксирных». Они были рассчитаны на то, что вне своей деревни крестьяне будут меньше испытывать чувство нелов­кости, участвуя в обысках и ограблениях. Всего к хлебозаготовительной кампании в этот период по некоторым свидетельствам было привлечено 112 тысяч человек.

Однако в конце осени выясняется, что всех этих мер недостаточно, и политика ужесточается. Для выполнения плана хлебозаготовок ЦК КП(б)У прибегает к самым решительным, никогда прежде не использовавшимся, методам. 20 ноября всем колхозам, не выполнившим план, запрещается создание фондов и выдача авансов колхозникам. Все созданные фонды конфискуются в счет заготовок. Также предписывается вернуть уже роз­данное колхозникам в счет авансов и фондов питания зерно, как раскраденное. Колхозы, в которых была допущена потеря, облагаются 15-месячной нормой сдачи мяса.

Для усиления давления в каждой области создается специальная комиссия, в которую входит секретарь партийного комитета и прокурор. Во многих районах репрессиями было охвачено 15-20% правлений колхозов, В каждой области работало 5-10 выездных судов, рассматривавших дела о невыполнении плана поставок государству. Желая наказать и припугнуть единоличников, ЦК КПбУ предлагает Днепропетровскому и Харьковскому обкомам выбрать в каждой области по 1500 крестьян, злостно не выпол­няющих план хлебосдачи и обязательства по контрактации, распродать их имущество, отобрать землю и все строения.

Репрессии обрушиваются на большие группы активистов, еще недавно бывших лучшими помощниками. Проводится чистка парторганизаций многих районов, под судом оказываются руководители совхозов, не выполнивших план. Удар падает даже на целые районы, они заносятся на так называе­мые «черные доски». В таком положении оказались 82 района Украины, К концу декабря — 86 районов, то есть около 4- млн. человек.   Занесе­ние на черную доску означало прекращение завоза товаров и вывоз имеющихся, запрет торговли, закрытие учреждений, досрочное взыскание кре­дитов и платежей, в частности, поставок мяса, роспуск партийных и комсомольских организаций, а в некоторых случаях и депортацию населения. То, что среди наказаний не выполнившим поставки зерна в 1932 году встречается взыскание мясопоставок на 15 месяцев вперед, свидетельствует о многом. Очевидно понимание, что зерна нет и требовать его бесполезно. Учитывается, что полностью ограбленное население рассчи­тывает на свой скот, как страховку на случай голода, отчасти — это мясное питание, отчасти — продажа с целью покупки зерна. Поэтому особое коварство заключалось в уничтожении такой возможности с помощью взыскания налогов. Просто уплата налога деньгами не устраивает правительство. Оно понимает, что сделать это нетрудно, продав на рынке скот. Налог был страшен не своей денежной стоимостью, а обязательным натуральным вы­полнением по фиксированной цене. Поэтому не уплата налога вместо зер­на мясом, а сдача мяса в счет будущих времен используется как мера наказания.

Особенностью кампании 1932 года стали массовые обыски в домах и во дворах рядовых   с сельских жителей. Не были застрахованы ни колхозники, ни единоличники. Искали зерно, у всех, так как все без исключения зерно должно было быть сдано государству. Основным ответом на вопрос: «Что же мы сами будем есть?» Было: «Работать надо было лучше». Плохо работавшие сельские жители не должны были есть вообще.

Вот начальник управления городской милицией посылает рапорт о проделанной работе:

«г. Каменское.

Утайка — Сорока Иван Алексеевич рабочий, проживающий в городе Каменском, перепрятал у себя зерно, вывезенное его сестрой, где в результате обыска изъято — пшеницы 119 кг и проса 50 кг, заведено расследование.

Утайка — Шметько Николай рабочий зд. ДГЗ перепрятал у себя зерно-хлеб, у которого в результате обыска изъято: пшеницы 48 кг, заведено расследование.

Добровольно сдано 6 лицами разного зерна 87 кг».

Мы видим, что наличие продуктов для питания семьи на одну, две или три недели рассматривается властями как преступление, подлежащее уголовному наказанию. Рассказывают, что нередко на следующий день после обыска проводились контрольные обходы.

-Ну, детки, что вы ели сегодня,- ласково спрашивали они бега­ющих по двору детей. И если дети ели, если для них нашелся в доме кусочек хлеба или каша, это было основанием для повторного обыс­ка. Крестьяне боялись топить печи. Увидят дым из трубы , подума­ют, что еда готовится и придут. Доходы государства от таких обысков были не велики. Практически все уходило на содержание самих бригад грабителей. Но воздействие на население было огромным. Крестьяне наглядно убежда­лись — власть может все. Принципиальная установка, что государство отбирает свою долю в первую очередь, изъятие зерна подчистую, не задумываясь над тем, что будет есть селянин и его семья — все это делало наступление тяжелого голодного времени неизбежным.

В одном из выступлений Косиор рассказал, что в Днепро­петровской области было запрещено разглашать данные об урожайности в 1932 году, так как из цифр следовало, что план хлебозаготовок выполнить невозможно. Этот метод Косиор считает ошибочным. Он справедливо утвер­ждал, что руководителям нельзя проводить хлебозаготовки, ориентируясь на какие-либо цифры. Все расчеты и оценки урожая, кем бы они ни были сделаны, он объявляет кулацкой арифметикой, махинациями классового врага. Как правило, в неурожайные годы пострадавшее население получало государственную Ссуду на семена. В 1932 году правительство сочло необходимым специально предупредить жителей, чтобы они не рассчитывали ни на какую помощь.

«О СЕМЕННОЙ ССУДЕ

Ряд местных организаций обращается в СНК и ЦК за семенной ссудой для совхозов и колхозов. В виду того, что урожай настоящего года является удовлетворительным а правительством установлен для колхозов уменьшенный план государственных хлебозаготовок, который должен быть выполнен полностью, Совет народных Комис­саров Союза ССР в Центральный комитет ВКП(б) постановляют: Отклонить все предложения о выдаче семенной ссуды.

Предупредить, что в текущем году пи совхоза, ни колхозах семенная ссуда не будет выдаваться ни для озимого, ни для ярового сева.

Возложить на председателей колхозов, директоров МТС и директоров совхозов ответственность за выделение полностью сеченных фондов к яровому севу в установленные Советом народных комиссаров Союза ССР и Центральным комитетом ВКП(б) сроки (не позднее 15 января 1933 г.) и за их полную сохранность.

Председатель СНК СССР В. Молото» (Скрябин). Секретарь ЦК ВКП(б) И. Сталин. Москва Кремль».

Это утверждение решительно повторяет Постышев в феврале 1933 года в газете Правда: «Необходимо разъяснить партийным и беспартийным работникам кол­хозов, что не может быть никакой речи о помощи государства в постав­ках посевного материала. Зерно должны найти и посеять сами колхозы, колхозники и единоличники». И еще раз в середине 1933 года для самых наивных и непонятливых товарищ Сталин объясняет:

«Ц.К. ВКП(б) Серии К.                                     Сов. секретно 17. 6. 1933 г. №79/К-10.     Секретарю Ц.К. КП(б)У   С. В.Косиору.

Копия: Секретарям Обкомов, горкомов и райкомов.

В расчете на то, что мы позволим и далее разбазаривать наши хлебные некоторые наивные товарищи, из числа низовых партийных и советских работников, ошибочно обращают свои взоры на склады Заготзерна. Следует наконец понять этим нашим товарищам, что ЦК партии, в этом вопросе сделать все, что было возможно».

Самые суровые наказания ожидали тех, кто пытался вмешаться в распределение зерна. Эта прерогатива принадлежит теперь только высше­му руководству:

 

Предложить прокурорам республик дать указание краевым и областным прокурорам о привлечения к ответственности организаций и лиц получающих производить отпуск хлеба, зерна и объемистого фуража не па прямые нужды для которых выделены указанные фонды.

Особенное беспокойство вызывает у руководителей возможность использования населением части кормов, предназначенных для скота. В связи с этим, выделяя минимальный уровень корма лошадям, правительство сопровождает это специальными строгими указаниями о его хранении.

 

«Москва                                                                                                Сов. секретно Кремль ЦК ВКП(б) 20. 1. 1933 г.

Секретарю Ц.К. КП(б)У тов. Косиору Копия: Секретарям обкомов, горкомов и райкомов.Наркому ОГПУ и прокурору республики

По линии системы Заготзерно дано распоряжение об отпуске за наличный счет фуражного зерна для конского поголовья колхозов Украины. Принять срочные меры к получению, транспортировке и сохранности этого зернофуража в колхозах. Упомянутый зернофураж может быть использован исключительно в период весенней посевной кампании текущего года.

Обратите особое внимание на хранение этого зернофуража в колхозах, не допуская использования его на другие нужды. Виновных в хищениях, разбазаривании и использовании его не по назначению беспощадно привлекайте к ответственности по закону от 7-го августа 1932 года. Выполнение доложите Ц.К.

20 февраля с. г.                                                (факсимиле) (И. Сталин)».

 

Очевидцы рассказывают, как происходила выдача этого драгоценного зерна, отпущенного лошадям. Кони ели свой корм я при обязательном присутствии бригадира, конюха и партийного уполномоченного и, когда эта процедура завершалась, все трое подписывали на конюшне специальный акт, что своими глазами видели, что зерно съели лошади, а не люди. Эту фантастическую сцену невозможно придумать. Ни один самый злобный враг социализма и советского строя не смог бы додуматься до подобного. Такое могло случиться только в жизни. Закон от 7 августа 1932 года упомянутый выше в сталинском письме и других постановлениях, был основным оружием, с помощью которого правительство пыталось удержать население от воровства несмотря на голод» Похожего постановления, видимо, также еще никогда не было в истории человечества. Этот закон за любое хищение грозил смертью.

 

«Центральный Исполнительный комитетет и Совет народных комиссаров СССР считают, что общественная собственность (государственная, колхозная и кооперативная) является основой советского строя, она священна и неприкосновенна и люди, покушающиеся на общественную собственность, должны быть рассматриваемы, как враги народа, в виду чего решительная борьба с расхитителями общественного имущества является первейшей обязанностью органов советской власти. Исходя из этих соображений и идя навстречу требованиям рабочих и колхозников, Центральный исполнительный комитет и Совет народных комиссаров Союза ССР постановляет: 1. Приравнять по своему значению имущество колхозов и кооперативов (урожай на полях, общественные запасы, скот. кооперативные склады, магазины и т. п.) к имуществу государственному и всемерно усилить охрану этого имущества от расхищения. 2. Применять в качестве меры судебной репрессии за хищение (воровство)колхозного и кооперативного имущества высшую меру социальной защиты — расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией всего имущества. 3.Не применять амнистии к преступникам, осужденным по делам о хищении колхозного и кооперативного имущества.

Председатель ЦИК Союза ССР М. Калинин

Председатель СНК Союза ССР В. Молотов (Скрябин)

Секретарь А. Енукидзе 7 августа 1932 г.»

 

Упоминание в законе о хищениях в качестве наказания при смягчающих обстоятельствах лишение свободы сроком не ниже 10 лет поразительно, потому что срока выше 10 лет не существовало. 10 лет был максимальный срок заключения в трудовых лагерях, а в общих местах заключения высшим сроком было три года. Закон от 7 августа по мнению председателя ЦКК ВКПб был «важнейшим», а товарищ Сталин назвал его «основой революционной законности в настоящий момент».

Для советского законодательства тех лет постановление было несообразно жестоким. За полгода до этого специальное решение Верховного суда РСФСР указало, что кража хлеба с колхозных полей наказуется принуди­тельными работами до одного года или лишением свободы до 3 лет. Контр-революционные и вредительские действия, которыми предлагалось специальными указаниями рассматривать поломку тракторов и машин; или убой кулаками лошадей, наказывались 2-3 годами заключения. Расстрел в законодательстве признавался лишь «временно в качес­тве меры высшей социальной защиты впредь до полной ее отмены, ЦИК Союза ССР для борьбы с наиболее тяжкими видами преступления, угрожаю­щими основам советской власти и советского строя».

Расстрелом каралось, например, вооруженное восстание (при смяг­чающих обстоятельствах — замена 3-мя годами строгой изоляции) или подделка и сбыт валюты (при смягчающих обстоятельствах — строгая изоляция не ниже 2-х лет).

Таким образом, изготовление фальшивых денег и сдача военных крепостей, рассматривавшиеся всегда в разных странах как особо опас­ные преступления, приравниваются отныне в СССР к воровству картошки • или куска хлеба. А упоминание о запрете применения амнистии делает колхозников даже более опасными неисправимыми преступниками, чем командиры — изменники родины и самые злостные рецидивисты.

Постепенно закон от 7-го августа приобретал все более расширенное толкование. Его применяют и против лиц, собиравших колоски или свеклу на полях, и против сломавших по небрежности тот или иной инвентарь, и против занижающих норму высева. Он становится стандартной мерой наказания для сельских жителей. Нарушения, которые еще два-три года назад могли повлечь за собой штраф, теперь караются расстрелом или 10 годами тюремного заключения.

 

«В целях борьбы с хищениями свеклы во время копки и сбора обязать директоров свеклосовхозов и МТС, правления колхозов, районные и городские комитеты и сельские советы организовать охрану накопанной свеклы, и также при вывозке; в отношении лиц, расхищающих свеклу. применять от 7 августа 1932 г.

За незаконное расходование поступившего гарнцевого сбора владельцы и арендаторы частных предприятий, а также долж­ностные лица государственных, кооперативных и иных общест­венных предприятий подлежат уголовной ответственности в порядке постановления ЦИК и СНК Союза ССР от 7 августа 1932 года.

рассматривать уличенных в краже семян из амбаров и сеялок или во вредительском уменьшении норм высева и вредительской работе при пахоте и севе, рассчитанной на порчу полей и срыв урожая,- как расхитителей колхозной и государственной собственности и применять к ним декрет от 7 августа 1932 года…

Обязать судебно-карательные органы в отношении воров» расхищающих свеклу и хлопок применять закон об охране общественной собственности от 7 августа 1932 года.

Центральный комитет ВКП(б) и СНК Союза ССР обязывают все карательные и судебные органы строжайше применять закон от 7 августа 1932 года об охране общественной собственности ко всем ворам и расхитителям колхозного и совхозного урожая.

Применять к лицам, уличенным в саботажа сельскохозяйственных работ, краже семян, во вредительском преуменьшении норм высева, вредительское работе на пахоте к севу, ведущей к порче полей и снижению урожая, в умышленной поломке тракторов и машин, в уничтожении лошадей, как к расхитителям колхозной собственности, постановление от 7 августа 1932 года об охране общественной собственности».

 

И так далее, и так далее. Смерть за кражу зерна, смерть за расхищение свеклы, смерть за неполную норму высева, смерть за поломку трактора или сдохшую лошадь, смерть за плохую работу на пахоте. С этого момента сельского труженика за любое нарушение могла ожидать смертная казнь. Наконец, весь этот комплекс наказаний, подобного которому, возможно, не было еще в истории, дополняется внешне безобидным постановлением, разрешением, сыгравшим наиболее страшную роль. Выдержанное в уже становящемся традиционным иезуитском духе постановление начинается с разрешения беспрепятственной продажи хлеба в Московской области и Татар­ской АССР. Заканчивается оно запретом для всей остальной страны.

 

«Совет народных комиссаров Союза ССР и Центральный комитет ВКП(б) постановляют:

1. В связи с тем, что Татарская АССР и Московская область выполнили досрочно установленный для них Советом народных комиссаров Союза ССР и ЦК ВКП(б) годовой план хлебозаготовок как в целом, так и по отдельным культурам и обеспечили себя семенами для ярового сева — с настоящего времени разрешить кол­хозам и колхозникам и трудящимся единоличникам Татарской АССР и Московской области производить беспрепятственно продажу своего неба (мукой, зерном, пе­ченых хлебом) как государственным и кооперативным организациям, так и на ба­зарах и станциях Татарской республики I Московской области.

2. Предупредить колхозы, колхозников в единоличников остальных областей, краев и республик, что их также будет предоставлено, согласно постановления Совета народных комиссаров Союза ССР I ЦК ВКЩб) от 6 мая 1932 г., право беспрепятственной торговли своим хлебом ранее установленного Советом народ­ных комиссаров Союза ССР и ЦК ВЕП(б) срока, то-есть, ранее 15 января 1933 г., если в этих областях, краях и республиках годовой план хлебозаготовок будет выполнен досрочно с обеспечением семян для ярового сева.

3. Предупредить колхозы, колхозников и единоличников, что в областях, краях и республиках, не выполнивших годового плана хлебозаготовок и не обес­печивших себя семенами для ярового сева, колхозная торговля хлебом допущена не будет, а также предупредить их о том, что торговля хлебом в этих областях, краях н республиках будет преследоваться, как спекуляция, согласно постановления Центрального исполнительного комитета и Совета народных комиссаров Союза ССР от 22 августа 1932 г.

Председатель СНК СССР В. Молотов (Скрябин).

Секретарь ЦК ВКП(б) И. Сталин.

Москва Кремль 2 декабря 1932 г.»

 

Впоследствии (23-го января) разрешение торговать в награду за выполнение плана было даровано Белоруссии, Узбекистану, Туркменистану, Северному краю и Западно-Сибирскому краю. 18 февраля льготы распространились на Таджикскую и Грузинскую ССР, Западную, Центрально-Чернозем­ную, Киевскую и Винницкую области (Узбекская и Туркменская ССР) упоминаются в новом постановлении еще раз. Таким образом, на огромных территориях (большая часть Украины, Северный Кавказ, Поволжье, Казахстан) торговля хлебом была запрещена и приравнивалась к спекуляции. Запрет торговать хлебом и зерном внутри деревни означал голод для массы мелких производителей, которые традиционно не обеспечивали себя собственным зерном полностью и некоторую часть докупали на рынке. По балансу академика Немчинова, такому внутридеревенскому перераспре­делению подлежало в 1926/27 году 140 млн. тонн или почти пятая часть урожая.

Несомненно, что в связи с плохим урожаем и изменением положения в деревне размеры хлебооборота должны были сократиться. Но численность населения, нуждающегося в закупках, не имеющего зерна до нового урожая, напротив, заметно возросла за счет широких колхозных масс. Одного этого решения о запрете продажи хлеба было достаточно для возникновения голода при очень хорошем урожае. Но урожай не был очень хорошим и мно­гие районы страны больше года находились на совершенно недостаточном продовольственном обеспечении.

Таким образом, осенью 1932 года начинается новый этап в развитии коллективизации и жизни деревенского жителя. Государство перестало отождествлять свои интересы с развитием колхозного производства. Кол­хозники, как до них кулаки, а потом единоличники попадают в раз­ряд саботажников, не выполняющих предписания власти. За любые на­рушения вводятся самые беспощадные наказания.

Провинившимися оказываются и местные руководители партии и администрации, не сумевшие поставить интересы государства выше каких-либо иных соображений (экономической целесообразности, гу­манности и т. п.) Низовой аппарат наполняется новыми, более по­слушными, людьми, а главной опорой власти оказывается в этот момент ОГПУ. Каждый крестьянин был перед четкой альтернативой бес­прекословного подчинения, тюрьмы или смерти.

Неурожай 1931 года привел к резкому ухудшению условий жизни, сокращению поголовья скота и голоду во многих районах страны. В 1932 году положение стало еще более угрожающим, так как заготов­ки проводились беспощадно, без оглядки на необходимость иметь семена, кормить скот и самим что-то есть. Сельские жители должны были не рассуждая сдать все зерно. По домам проводились обыски. Члены, так называемых, буксирных бригад ходили со щупами, отыскивая ямы с зарытым зерном. На Украине несколько тысяч бригад работало в колхозном секторе и несколько тысяч — в единоличном. Если несмот­ря ни на что набрать достаточно зерна для выполнения плана заго­товок не удавалось, село, а иногда и целый район наказывались за­несением на «Черную доску». В частности это означало изъятие мяса в счет поставок за год с лишним вперед» Осенью 1932 года все огра­ничения забоя домашнего скота были отменены. Государство понимало, что лучше получить мясо сейчас, чем трупы животных весной. Голод в страшных, невиданных прежде размерах приближался к селянину с одной стороны, террор угрожал ему с другой.

ПИТАНИЕ СЕЛА

 

Исследованию потребления   населения в дореволюционным и доколхозный период уделялось большое внимание. Оно изучалось с помощью бюджетных обследований различных социальных слоев населения. И до революции и в годы НЭПа средние значения потребления отдельных продуктов довольно близки. Вероятно, во втором случае потребление было более равномерным по социальным слоям: снизился разброс между зажиточными и бедными группами в городе и деревне и разница между городом и деревней. Средний уровень питания тех лет был довольно высоким и по калорийности заметно превышал норму. Происходило это за счет традиционного переедания частью населения в определенные периоды (в основном осенью). В другое время потребление снижалось, что свя­зано с обычаями, религиозными традициями (посты), а также с отсутствием холодильного оборудования. Существовали и определенные социальные различия. Служащие питались лучше рабочих, крестьяне с большими посевами получали на 10-15% более калорийную пищу, чем малопосевные. Существовала разница и между районами страны, В северной (потребляющей) полосе использовалось больше мяса, молока, картошки, овощей; в южной (производящей) было выше потребление хлебных культур, свинины, птицы, В редконаселенных районах Сиби­ри чаще прибегали к охоте и рыболовству; кочевые народы Казахстана, Бурятии и Киргизии питались в основном продуктами животноводства, В Средней Азии и Закавказье важную роль играли садоводство и скотоводство. Город питался лучше деревни, потребляя больше мяса, яиц, масла и постепенно снижая использование хлеба. В деревне на человека приходилось больше молока, творога, сметаны. В таблице 1 показано потребление двух различных районов Украины хорошо представляющих основные группы сельского населения страны. Степь — это типичный зерновой (производящий) район. По характеру питания он близок к Поволжью Северному Кавказу, земледельческой полосе Сибири и Казахстану. Хлеб, в значительной части пшеничный, был там основой питания сельского жителя. Картофель и крупы играли второстепенную роль, потребление мяса было незначительным, жиров — относительно большим. Кроме сала и сливочного масла, жители использовали растительное масло 3-4 — кг. на человека. Важную роль играло также молоко и молочные продукты. Свыше двух третей сельских жителей имели коров. Кроме того, крестьянское питание включало около 100 кг фруктов и овощей, в значительной части бахчевых, несколько килограмм сахара и рыбы.

Потребление Полесья типично для центральных районов Европейской части страны и отчасти для северных территорий. Для этих регионов характерно увеличение потребления картофеля и круп, снижение использования хлеба, особенно пшеничного, более высокая доля мяса и меньшая жиров. В некоторых местностях заметно растет потребление рыбы. Среди овощей преобладают капуста и огурцы, засаливаемые на зиму. Город потреблял заметно больше мяса и жиров, больше рыбы и сахара и меньше хлеба и картофеля (табл. 1).

Коллективизация и вызванное ею падение сельскохозяйственного производства привели к резкому сокращению потребления в стране. В городе ухудшается характер питания, становится меньше мяса, молока, жиров, больше картошки и хлеба, причем качество последнего заметно снижается. В селе стало оставаться меньше всех продуктов, кроме картошки. В 1932 году на одного крестьянина приходилось 214.6 кг зерна, 125 кг картошки, 11.2 кг мяса и 0.7 кг масла.

Но и этот мизерный уровень был лишь первой ступенью катастро­фического падения потребления в последующие годы. В 1932 году на одну колхозную семью было выдано на трудодни по 6 ц зерна. Это значит, что даже если все зерно использовали в пищу, а часть его была безусловно фуражным, то на одного колхозника в 1933 году приходилось по 130 кг. Валовые сборы и доля заготовок последующих лет показывают, что такое потребление а селе стало нормой. Ни разу, кроме урожайного 1937 года, сельский житель не имел зерна в достаточном количестве.

ТАБЛИЦА 1

Потребление продуктов питания по Украине и СССР в 1927/1928 г.

(кг в год на одного человека)

территория     хлеб в крупа всего карто   мясо сало птица всего масло    яйца

зерне         зерно -фель            шт.   мясо коровье шт.

продукты

Украина село

Полесье 205*    25       230           189  17.6    10.6     1.7      29.9       1         45

Степь                  232*    8.7      240.7        93      12.6  5.6         6      24.2       1.5       65

СССР

село                                             250.4         141                                      24.8       1.55     58**

город                                           174.4         87.6                                                51.7       2.97     100**

_____________________________________________________________________________

Статистична хроника № 147, сс. 68-70; Машков с. 136; Страна Советов за 50 лет, сс. 122-23.

* рассчитано по муке с коэффициентом помола 0.87; ** рассчитано по производству и заготовкам.

 

Особенно фантастическим выглядит 1936 год. Из урожая 560 млн. ц государство забрало 277 млн. ц. Расходы на семена составили 132 млн. ц, минимальные фуражные потребности (корм колхозному скоту предоставлял­ся раньше чем сельским жителям) — 100 млн. ц., и значит на одного крестьянина было оставлено 60-70 кг зерна на год, в четыре раза меньше, чем он использовал в пищу в нормальных, доколхозных условиях.

ТАБЛИЦА 2

Потребление продуктов питания по Украине и СССР в 1927/1928 г.

(кг в год на одного человека)

территория          период       мука     крупа и   карто-   мясо   жиры      жиры     творог   яйца

бобовые тофель             растит.   животн . сметана шт.

Украина

неурожайн. губ. осень 1921 118   22.3          79       36.7     3.7  4.7         50.8     н.д.

вся Украина               —“—           170    36.1         174   33.6       2.9    6.4         43.7     н.д.

неурожайн. губ. весна 1922   87   20.4           53   19.7       2.6    2.6         58       н.д.

вся Украина            — “ —               131    30            141     25            1.7 6.5         38.6       н.д.

Левобережье         927/28    262    16            129     23.3     н.д.    1.1         н.д          60

колхозы               1935        125    31.2         210     7.9     0.8           0.6     13.8     11

Статистична хроника № 147, сс. 68-70; Кононенко с. 322; Народное хозяйство Украины 1921/22, сс. 1-12.

Данные 1921-1922 гг. пересчитаны на мужские души с коэффициентом 0.75.

Колхозы Днепропетровской, Одесской, Харьковской областей. Мука в 1921 и 1922 гг. включает хлеб, пересчитанный по коэффициенту 1.3 без суррогатов. В 1921-1922 мясо включает мясо, рыбу и птицу, для Левобережья без рыбы, в колхозах 5.6 кг мяса и птицы и 2.3 кг рыбы. В колхозах в творог и сметану включено молоко с коэффициентом 0.1. н.д. – нет данных.

 

Недостаточное и некачественное питание было естественным для сельского жителя в течение двадцати с лишним лет. Нехватка мяса, жиров, а зачастую хлеба и картошки стали нормой. Это показало, в частности, бюджетное обследование колхозов Украины в 1935 году. Ничтожное количество продуктов животного происхождения и картофель как основной наполнитель желудка. Удивительную картину рисует сопоставление колхозного уровня потребления в сравнительно благополучном 1935 году с питанием селян неурожайных губерний Украины во время страшного голода 1921- 1922 годов (табл. 2).

Осенью 1921 года в голодающих губерниях было муки и крупы почти такое же количество, как и у колхозников в 1935 году. Мяса, творога, масла и сметаны у голодавших было в пять раз больше, чем у колхозников. И лишь картошки они имели меньше. Только в самый тяжелый период, весной 1922 года, положение в голодавших губерниях оказалось сопоставимым с обычным уровнем жизни колхозников. При этом в неурожайных гу­берниях период неудовлетворительного питания продолжался несколько месяцев, колхозники же были обречены на десятки лет.

Но низкий уровень потребления колхозников, зафиксированный обследованием 1935 года, кажется замечательным по сравнению с питанием (точнее, его отсутствием) в отдельных районах страны в страшные годы голода 1931-33 годов. Уже в 1931 году село Украины получило в два раза меньше зерна, чем обычно [2].

Таким образом, население Украины получило в два раза меньше зерна, чем обычно. На одного человека приходилось в год 100-120 кг зерна, крайне скудная норма, указывающая на огромную нехватку и голод во многих районах. Однако в 1932 году положение оказалось еще хуже. Из урожая 120-130 млн. ц. было заготовлено 60 млн. ц, потери составили 20-30 млн. ц, расходы на семена (не считая государственной ссуды) 20 млн. ц. Таким образом, даже если полностью исключить потребление скота, на одного сельского жителя приходилось по 85 кг зерна, по 230 грамм в день.

Некоторое суммарное представление об уровне потребления страны в 1932 году дает размер платы за помол. Это была небольшая, но достаточно устойчивая статья поступления зерна государству непосредственно от потребителей. В 1929 г он составлял 23 млн. ц, в 1930 г. 22 млн. ц, в 1931 г. 15 млн. ц, в 1932 г, предполагалось по плану взять 21 млн. ц. В конце концов, было получено только 12 млн. ц, немного меньше, чем в 1931. Но на Украине, по словам Косиора собрали в два раза меньше, чем в 1931 году, что указывает на резкое снижение потребления муки. Не приходится сомневаться, что имевшееся зерно было распределено неравномерно. И, значит, если половина крестьян обходилась ничтожным пайком в 400-500 граммов, то половина (около 12 млн. человек) не имела вообще ничего. Ни кусочка хлеба в течение года.

Как показал голод 1921 года, главной опорой селянина при неурожае служили суррогаты и домашний скот. Не случайно доля мясного питания осенью 1921 года в неурожайных губерниях Украины была более высокой, чем в среднем по республике и заметно более высокой, чем традиционное потребление села. (Таблица 1). Суррогаты состояли из отходов сельского производства, обычно используемых на корм скоту: жмых, макуха, полова, порой желуди и т. п. От потребления хлеба сельским населением Украины во время голода 1921-22 гг. суррогаты составляли 10-15 кг ( 5% продовольствия). Но это средние цифры. В питании жителей неурожайных губерний доля суррогатов была выше, а среди беспосевных крестьян еще выше — 40- 60%. Особенностью 1932-33 гг было то, что сельский житель потерял большую часть земли, прежде обеспечивавшей его суррогатами Колхоз­ными оказались и солом, и полова, и оставшиеся в поле опавшие зерна, не выкопанная свекла. Желание воспользоваться этими полусъедобными продуктами наказывалось по закону 7 августа 1932 года смертной казнью или заключением на 10 лет. Поэтому в обеспечение себя суррогатами крестьянин оказался крайне ограничен.

Скот был также необходимым элементом, существования крестьянской семьи. Птица и домашние животные обеспечивали крестьянина мясом, молоком, яйцами, давали ему значительную часть дохода. Крестьянин без скота был обречен на полуголодное существование. Лишь 5-10% сельских жителей, не связанных с земледельческим трудом, не имели в прежние времена домашних животных. Скот был и важной страховкой на случай голода.. Зарезанная корова / (около   350 кг мяса) , свинья — 100 кг, овца — 35 кг/ могли прокормить семью в течение нескольких месяцев. Во время голода 1921 года в неурожайных губерниях в среднем на одно хозяйство было зарезано 3.6 домашних животных. При этом 8% хозяйств (133 тыс.) потеряли скот полностью. Несомненно, положение этих семей было тяжелым, но также очевидно, что зарезанные животные послужили для них в трудное время значительным подспорьем. Не имела такой страховки в 1921 году лишь очень незначительная часть населения 6.3% сельских жителей неурожайных губерний Украины.

Совсем иным было положение крестьян на Украине в 30-х годах. Поголовье скота в хозяйстве было в 2-3 раза меньше, чем в 1921 году, поэтому неурожай 1931 году, уменьшенный огромными заготовками, нанес животноводству сокрушительный удара. Больше трети хозяйств вообще лишились скота. К середине 1932 года почти половина селян обходилась без домашних животных, а коровьего молока не имели две трети (табл. 3).

 

ТАБЛИЦА 3

ЧИСЛО ХОЗЯЙСТВ БЕЗ СКОТА В СЕЛАХ УКРАИНЫ

(тыс. семей, % лето)

нет                          1922           1931    1932                 1 933

коров             1102 (25%)   2054 (41%) 2937 (59%) 3202 (65%)

свиней           3679 (85%)   4300 (87%) 4689 (95%) 4722 (96%)

всего без

скота             443 (10%)     595 (12%)   2336 (47%)   2658 (54%)

голов скота

на 100 хозяйств       587              272                     232                 212

Всего хозяйств на 1.1. 1922 г. 4339 тыс.; на 1.1.в 1933 г. 4948.5 тыс.

Народно господарство УССР. Киев 1935 сс.251-267. Статистика Украины № 7, сс.1-41, № 8 сс. 1-40, № 20 сс. 10-20, 50-59.

 

Ничтожные запасы зерна и других продуктов и полное отсутствие животной пищи, вот в каком положении оказались 12 миллионов сельских жителей Украины зимой 1932-33 гг. В течение этого периода к ним присоединяются еще 320 тысяч семей (около 1.5 млн. человек), потерявших весь скот. По отношению к ним нельзя столь же уверенно утверждать, что скот послужил подспорьем при голоде, как мы говорили про 1921 год. Государство уже существенно ограничивало возможности крестьянина и в этом отношении. На убой животного требовалось разрешение властей, громадные мясопоставки и поставки молока отбирали заметную часть запасов и наконец, специальное изъятие лишенных зерна районах мяса заготовками на год и три месяца вперед выхватывало у самых необеспеченных последнюю опору.

ТАБЛИЦА 4

ЧИСЛО ХОЗЯЙСТВ, В КОТОРЫХ ОТСУТСТВОВАЛ ДОМАШНИЙ СКОТ

ПО ДАННЫМ ВЕСЕННИХ ВЫБОРОЧНЫХ ОБСЛЕДОВАНИЙ

тыс. хозяйств

УКРАИНА СТЕПНЫЕ   РАЙОНЫ
1921 1922 разница 1921 1922 разница
без коров 816 1102 286 262 417 155
без свиней 2651 36799 1028 868 1542 674
без птицы 812 1085 273 338 595 247
без   скота 329 443 114 101 234 133
поголовье
скота на 100
Хозяйств
имеющих
скот 765 587 -178 889 529 360

 

Число хозяйств на Украине оценивалось в 4339.4 тыс.; в Степи 1609 тыс. Статистика Украины, N 7.

сс.   1-2. 4-41. N 8,   сс.   1-40, N. 20, сс. 10-20, 50-59


Анализ изменения поголовья по отдельным областям показывает, что в северо-западных районах (Волынская и Черниговская области) положение было сравнительно более благополучным. Число хозяйств полностью лишенных скота составляло там в 1933 году 42% при 65% на остальной территории Украины. На 10 семей в Черниговской области приходилось 15 домашних животных, в Киевской и Винницкой 9-10 в остальных областях 5-6. В этих областях было сконцентрировано 80% овец и свиней, остававшихся на Украине в 1933 году, причем поголовье скота в хозяйствах колхозников в 1932-33 гг. несколько возрастает. Это относительное благополучие объясняется, видимо, целой группой причин: меньшей ролью зернового хозяйства в общем объеме сельского хозяйственного производства, большим количеством скота в семье, традиционно более высоким потреблением картофеля, меньшей долей заготовок осенью 1932 года тем, что Винницкой и Киевской, побочными заработками населения. Этим областям все-таки удалось выполнить план сдачи зерна и получить разрешение на рыночную продажу зерна. Наконец, возможно, что урожай оказался на этой территории сравнительно более высоким, как обычно и бывало в неурожайные годы.

Примерно такой же комплекс причин обеспечил сравнительно спокойное положение областях центральной и северной России. Напротив, в южных районах страны на Северном Кавказе и Нижней Волге положение было похожим на степные районы Украины.

Возникает вопрос: почему уменьшение поголовья скота на Украине было в 1931-32 гг. более сильным, чем в 1932-33 годах? Относительно птицы, мелкого скота (свиней и овец) можно заметить, что им было просто некуда сокращаться. Те десятки тысяч свиней и овец, которые уцелели в степных районах после 1931 года, ,видимо, находились в привилегированных руках, у людей обеспеченных либо из-за социального положения, либо живущих на окраине городов , либо спрятавшихся на хуторах.

Поголовье коров сократилось 1931 году из-за резкого уменьшения кормов, плохой урожай сказался не только на зерне но и на соломе и сене. В 1932 году заготовки государства повсюду изымавшего зерно, не касались сена, которого при общем сокращении поголовья в предыдущем году было достаточно. Те же 30% сельских жителей, которые еще продолжали держать коров, сохраняли тем самым для себя хоть какой-то уровень питания, сохраняли возможность не умереть с голоду.

 

ПИТАНИЕ ГОРОЖАН

Реорганизация сельского хозяйства, падение производства продо­вольствия нанесли тяжелый удар не только селу, но и городу. Положение усугублялось стремительным ростом городов и разрушением частной торговли. Изымая у села все излишки и не только излишки, правительство тем самым брало на себя определенные обязательства по снабжению горожан. Была установлена сложная иерархическая система централизованного снабжения хлебом и в небольшой степени другими продуктами. Рабочие и служащие получили карточки на продукты. Такие же карточки, но с нормами снабжения в 2-3 раза ниже, получили неработающие члены семей (иждивенцы) и дети. Карточки были прикреплены к определенному магазину, где владелец ежедневно их, так называемо, «отоваривал». Время, когда в магазине будут давать хлеб или другие продукты, не было фиксированным, поэтому огромные силы тратились горожа­нами на стояние в очередях в ожидании подвоза, «товара». Не оказавшись на месте во время, можно было ничего не успеть получить. Практически, в каждой семье выделялся специальный человек для хождения по распределителям. Карточки были различных категорий в зависимости от важности предприятия, на котором работал их получатель. Рабочие крупных предприятий, железнодорожники, работники ОГПУ и ряд служащих обеспечивались лучше, чем многие другие слои населения. Кроме того, по-разному снабжались различные районы страны: Москва и Ленин­град и Донбасс лучше всех, затем следовали другие крупные города и столицы республик, маленькие населенные пункты снабжались совсем плохо. Порой их полностью снимали со снабжения. Например, 5 февраля 1931 года директивой ЦК ВКП(б) были урезаны продовольственные фонды Украины на 7 тыс. т. в месяц, в связи с чем была снято с централизованного снабжения 18 городов Черкассы, Чернигов, Полтава и т.д., кроме транспортников, а в 8 других городах решено было обеспечить хлебом лишь рабочих основных предприятий, В марте того же года такого же типа меры были проведены в ряде районов страны. Во многих местах контроль за распределением хлеба переходит к высшему руководству (тройкам – секретари райкома и райисполкома и представитель ОГПУ). Система снабжения хлебом строилась абсолютно централизовано.  

Местные власти получали в свое распоряжение лишь ничтожную часть заготовок (0.6%). На Украине за счет этих фондов снабжали лишь медицинский персонал и лечебные учреждения, сельских учителей, работников милиции и ОГПУ. Кроме того, местным руководителям было разрешено проводить закупки на селе, но практически, это не могло дать заметных результатов из-за огромного разрыва рыночных и закупочных цен.

Важное значение для снабжения горожан играет в это время организация подсобного производства. Крупные предприятия заводят огороды, на которых силами своих рабочих выращивают картошку и овощи, разводят свиней, ловят рыбу и т. д. Полученные продукты идут на организаций общественного питания при заводах и снабжение рабочих. Кроме того, рабочим и служащим выделяются огороды, обрабатывая которые во внерабочее время, горожане получают возможность обеспечить себя некоторым количеством продуктов.

Самоснабжение предприятий и городов достигло в 1932-33 гг. очень больших размеров. Например, рабочими треста Севкавказ уголь было собрано в 1932 году 14.7 тысяч   тонн овощей и картофеля, в 1933 году 26.9 тысяч тонн. Заводом Россельмаш в 1932 году — 4.6 тыс. тонн, в 1933 — 6.5 тыс.тонн. Железнодорожниками Северного Кавказа в 1932 году13 тыс. тонн, в 1933 — 25.4 тыс. тонн, Грознефтью — 4.3 и 10.4 тыс. тонн соответственно. Только пятнадцатью предприятиями Ростова и Таганрога было выловлено I 875 тонн рыбы. За год по шахтам Севкавугля было дано рабочим для выращивания 2 268 поросят, 162 теленка, 16 185 рабочих этого треста имели индивидуальные огороды. Его рабочие отработали в пригородных хозяйствах предприятия в 1933 году I 995 трудодней (в 1931 году — 126 тыс.,   в 1932 — 476 тыс.). Из этого маленького примера видно, каких огромных размеров достигла вовлеченность рабочих в самоснабжение продовольствием. Не исключено, что такое снабжение сыграло некоторую роль в снижении текучести кадров в 1933 году, а также   в общем падении числа рабочих, так как   прием на работу лимитировался наличием продовольственных карточек. Основным продуктом, которым государство старалось обеспечить горожан был хлеб. В 1931 году на централизованном снабжении хлебом состояло 33.2 млн. человек, а в 1932 г.40.3 млн. Но мере ухудшения экономического положения потребление мяса, масла, молока в городе падало, зато потребление хлеба росло. 1932 год средний горожанин получал хлеба на 37 кг больше, чем он использовал в 1928 году.

Однако, счастливыми обладателями хлебных карточек были далеко не все горожане. Если вычесть из цифры снабжаемых хлебом все не городские контингенты: лесозаготовителей, рыбаков, заключенных и спецпоселенцев, то окажется, что миллионы горожан обходились без государственного снабжения. Сюда относятся жители маленьких городков, которыми государство. пренебрегло, распределяя свои блага, одинокие старики, ремесленники, бывшие нэпманы, потерявшие как раз в этот период свое занятие, лица свободных профессий, горожане, работавшие в селе и часто имевшие там землю, но утратившие ее при коллективизации и т. д.

Положение всех этих людей было ужасным, так как цены на рынке, единственном источнике продовольственного снабжения росли фантастически быстро, В 1933 году обычного месячного заработка сапожника могло хватить на 2-3 кг хлеба Те немногочисленные горожане, кто сумел сохранить драгоценности, кольца, серебряные ложки и т.п. или кто имел родственников, присылающих деньги из-за границы,   покупали продукты в специальных валютных магазинах — Торгсинах,  Однако, для подавляющего большинства такая возможность была закрыта.   Единственным источником существования в этих условиях оказывается огород и   домашний скот. Большинство жителей маленьких городков имели огороды, а часть из них держали коров, кур и свиней. В начале 30-х годов для очень многих это оказывается единственным источником существования. Но и к этому крайне незначительному источнику пропитания государство вскоре протягивает, руку.

Городские огороды облагаются огромными налогами, с имеющих до­машних животных взыскиваются молоко и мясопоставки. Множество документов, рассказывающих об этом, хранится в Смоленском архиве.

Вот Фаддей Додон, проживающий по Буденному переулку в г. Велиже, просит снять с него налоговое задание в 15.7 тонн картофеля и 500 литров молока. Додон — бедняк и в 1930 году платил налог всего 8 рублей. У него огород 0.75 га и одна корова. В 1931 году он сдал 3.9 тонн картофеля и 60 пудов сена. Корова не дает такого количества молока, так как питалась всю зиму ржаной соломой, а картофеля едва хватает на семена, так как часть его померзла зимой. Додон просит Горсовет прислать комиссию убедиться в этом. Заметим, что средний урожай картофеля не превышал 100-150 ц. с га, а средний удой — 1000 литров с коровы.

Заканчивается письмо так:

 

«При этом сообщаю, что я имею от роду 80 лет, нахожусь на ижди­вении сына, который работает на постройке моста чернорабочим. За письмом следует запрос РКИ и решение Велижского горсовета: «Отказать как имеющему излишки картофеля».

 

А вот гражданин Войцеховский обращается I июня 1931 года в Велижскую РКИ. У него одна корова и восемь человек в семье. Он обложен на­логом в 1000 литров молока. Воицеховскии просит либо снизить налог до 300 литров, либо забрать у него корову вообще. РКИ принимает соломоново решение:

 

«Проверено и установлено, что твердое задание как зажиточному дано правильно, но несоразмерно и потому снижено до 600 литров, так как на 8 едоков одна корова».

 

Таким образом городские жители не только не получали помощи от государства, но напротив, подвергались мощному налоговому давлению. Особенно в тяжелом положении оказались необеспе­ченные слои горожан зимой 1932-33 гг., когда рыночная продажа продуктов почти полностью сошла на нет. Положение этих людей несколько облегчилось, когда были открыты коммерческие магазины, в которых государство по высоким ценам продавало продукты. Эти магазины оказались мощным орудием выкачивания денег у населения 0.. их помощью удалось приостановить инфляцию, изъять у жителей огромное количество денег.

С I января 1935 года обе системы городского снабжения сливаются, карточки упраздняются и устанавливаются новые цены, меньше коммерческих, но заметно более высокие, чем карточные. С этого времени уровень потребления населения определяется его доходам и характер его питания начинает постепенно улучшаться.

Наиболее низкого уровня снабжение горожан достигло, видимо, в 1932 году. Мясо почти полностью исчезает из употребления широких слоев (16.9 кг на душу в год, при 51.7 кг в 1928 году), масло также по выходит из употребления (1.75 кг при 3 кг в 1928 г.).

Меньше становится молока, сыра, яиц, овощей, все эти потери компенсируется хлебом (211 кг зерна при 174 — в 1928 году). В 30-е годы мясо почти повсеместно заменяется рыбой. Так, завоз рыбы в города Украины превышает в 1932-34 гг. завоз мяса в 2-3 раза. На одного городского жителя приходится около 25 кг рыбы в год (30 кг — в Донбассе и 18 — в Черниговской области). На всей Украине мясом снабжались только рабочие Донбасса ( 15 кг на душу в 1932 г. и 28 кг в 1933-34гг)-Заметно лучше других районов снабжается Донбасс ; растительным маслом (10 кг на человека) и картофелем (свыше 100 кг на одного городского жителя). Все остальные города Украины были обеспечены намного хуже (масла растительного — 5-6 кг, животного — 3 кг). Даже хлеба и карто­феля они получили в 1932 году намного меньше (Днепропетровская область, например, на 25%), чем в 193§ и 1934 году.

Никогда еще положение украинского городского населения не было таким тяжелым. Даже во время голода 1921 года качество питания в среднем было лучше. Мяса осенью 1921 года потреблялось из расчета 39 кг в Род на человека, весной 1922 года — 32 кг. Они потребляли 6-7 кг масла (растительного и животного) и 25-45 кг молочных продуктов (сметана, сыр, творог). При этом уходило около 140 кг зерна и круп. Таким образом, даже в разгар голода 1921 года украинский горожанин питался лучше, чем в 1932-34 гг. Почти то же самое можно сказать и о всех городских жителях страны. В тяжелые годы Гражданской войны они имели 200-210 кг зерна на человека и 17-20 кг мяса,   то есть не меньше, чем в 1932 году. Таким образом, даже в разгар голода 1921 года украинский горожанин питался лучше, чем в 1932-34 гг.

Почти то же самое можно сказать и о всех городских жителях страны. В тяжелые годы Гражданской войны они имели 200-210 кг зерна на человека и 17-20 кг мяса,   то есть не меньше, чем в 1932 году.

 

ГОЛОД

 

Сотни очевидцев рассказали о страшных событиях того вре­мени, огромных людских потерях в семьях, селах, районах. Где не стало каждого десятого, а где и каждого второго. Этим рассказам трудно поверить и невозможно не верить, потому что чело­веческая фантазия не способна выдумать такое. Было бы неверно по отдельным фактам или пропорциям переходить к оценкам потерь. Слишком многообразен был голод, слишком различны условия жизни. И главное, все, что мы знаем, свидетельства выживших людей. Погибшие молчат.

Страшны и многообразны формы голода. Страшно и трудно писать о них. Голод стал нормой жизни. Почти никто в стране не получал удов­летворительного питания. Лишь ничтожная кучка самых высших руководи­телей и людоеды. На и их всех вместе взятых едва ли можно было насчитать сотню тысяч. Миллионы людей ложась спать думали об еде. Миллионы вспоминали пышные караваи и окорока, встречавшиеся в доброе старое время. Миллионы были готовы на все из-за куска хлеба. Недоедание, отсутствие мяса, масла, молока, яиц, овощей, рыбы, а часто и картошки и хлеба — были знакомы каждому, не зависимо от того, жил он в городе или деревне.

Когда в 19ЗЗ году была разрешена продажа хлеба по коммерческим ценам, тысячи людей с утра до ночи стояли в очередях у магазинов. Стояли, вцепившись друг в друга, опасаясь отойти, страшась потерять свое место, боясь, что шпана разорвет очередь. Эти цепочки обхвативших друг друга людей качало из стороны в сторону. Люди кричали, плакали, выли. Они боялись потерять очередь, они боялись, что им не достанется, они хотели жить. Лишенцы, потерявшие работу а, следовательно, и карточки, и селяне, составляли основную массу этих многоклеточных цепочек голодных ртов. Один из очевидцев рассказывает, как он с самым первым поездом отправлялся из пригородной деревни в Харьков для того, чтобы занять очередь в коммерческий магазин за хлебом и как ему многократно хлеба не доставалось. За хлебом по карточкам тоже надо было стоять в очередях, хотя, возможно, не столь безнадежных..

Голод разделил людей. Многие потеряли одно из важнейших человеческих чувств — сострадание, желание помочь ближнему. «Самому мало»,- этот ответ очень часто приходилось слышать людям, не имевшим ничего, совсем ничего. Нужны были океаны человеческой доброты и вни­мания, а находились лишь скудные, хотя и бесконечно драгоценные капли. Фотогра­фии сохранили нам людей, деловито спешащих мимо скрючившегося в канаве ребенка, женщин с хозяйственными сумками, беседующих о чем-то неподалеку от валяющихся у дороги трупов, возчиков, из телег которых торчат в разные стороны руки и ноги. Сколько их было, безнадежно молящих глаз, протянутых за подая­нием рук, разрушенных надежд.

Девочка шести лет, Таня Покидько, сорвала на грядке у соседа, Турка Гаврилы, головку чеснока. Турка избил ее так, что она, забрав­шись под свою хату, умерла. Ее отец, Степан, бывший красный партизан, взял четырех уже опухших детей и пошел просить помощи в районном комитете. Получив отказ, он оставил детей в кабинете секретаря райисполкома Полонского, сказав: «Лучше вы их съешьте, чем я буду смотреть, как они мучаются”. Детей отдали в интернат, где двое из них вскоре умерли. Степан повесился на березе во дворе райисполкома, а его жена Одарка, съев сразу много лягушек, погибла.

Соседка семейства Федорчук пожалела малолетних детей Николая (6 лет) и Олю (2 года) и согласилась давать им в день по кружке молока. Однако дети молока не получали. Омелий, глава семьи, сказал жене: «У соседей у всех дети давно уже умерли, а мы будем их кормить, Себя надо пока не поздно спасать». Когда соседка, рассердившись на это, перестала давать молоко, Омелько донес на нее, что у нее якобы спрятано во дворе зерно.

Мальчик 7-8 лет украл на базаре печеную рыбу, толпа остервенело гонится за ним, набрасывается, топчет ногами и расходится, только когда детское тельце перестает дергаться. Когда подошел милиционер мальчик лежал на земле с выбитым глазом.

Селянин Василь Лучко жил на хуторе Лукашенко Полтавской области с женой Оксаной, дочкой II лет и двумя сыновьями 6 и 4 лет. Жена его энергичная сельская активистка, ездила за продуктами в Полтаву, Миргород, отсутствуя дома по нескольку недель. Однажды сосед Василя зашел к нему и увидел, что его старший сын повешен на двери. – Што ты сделал, Василь?

– Повесил хлопца.

– А где другой?

– В кладовке лежит, я еще вчера повесил его.

– Зачем ты это сделал?

– Есть нечего. Ксанка как привозит хлеба, все дает детям, детям. А теперь, как привезет, она и мне даст.

Можно было бы бесконечно пересказывать эти страшные истории о людях, потерявших человеческий облик. Как застрелила охрана мать трех детей 6а то, что воровала по ночам мерзлую свеклу и бросила ее для устрашения на улице рядом с домом. А ее маленькие дети умерли от голода. Как на секретаря сельрады села Шиловка Полтавской области напали ночью три людоеда. Секретарь отбился, и утром в домах этих людей нашли головы, руки, зарезанных детей, чугуны с человеческим мясом. Как вдоль железной дороги на коленях стояли крестьяне, крича: «Хлеба, хлеба», а железнодорожная охрана опускала шторы на окнах, запрещая не только бросить кусок хлеба, но и смотреть на них.

Но и обычные истории про добрых, отзывчивых людей, помогавших другим, когда это было возможно, нельзя читать без слез. Вот агроном рассказывает, как он ехал на скором поезде Шепетовка-Баку. На стан­ции Гребенка в вагон сели две крестьянки с детьми.

 

«Маленький хлопчик лет четырех, которого мать держала на коленях, заныл:» Мама, есть!» Женщина посмотрела на ребенка взглядом, наполненным болью, развязала котомку, достала из нее что-то черное, испеченное как кор­жик, отломила по маленькому кусочку и дала детям. Пассажиры зашеве­лились, полезли в сумки и чемоданы, доставая припасы.

– Дивись, мамо, хлеб!» – закричала девочка, когда кто-то протянул четвертинку стандартного клейкого хлеба, который выдавали по карточ­кам. Дети разом кинулись на него, хотели вырвать каждый себе и есть… только есть. Их глаза разгорелись, как у голодных зверят. Это продолжалось одно короткое мгновение. Изо всех концов вагона пассажиры несли еду, и в следующую минуту дети уже жад­но ели,   завистливо глядя, как приносили и давали матерям кто что мог. Разом обе матери не выдержали и разрыдались. Следом заплакали и дети, и, наверное, все женщины в вагоне. Мужчины отворачивались, смахивая слезы. Наступила какая-то психическая разрядка, что-то прорвалось. То, что люди думали каждый про себя, передалось всем, овладело целым вагоном».

 

Женщинам в истории агронома Беленького повезло. Нашелся сердо­больный железнодорожник, который купил им билет, несмотря на то, что у них не было справок из сельсовета. Но тысячи и тысячи крестьян шли из родных мест, не рассчитывая на железную дорогу. Шли, падали, вста­вали и опять шли. Когда не было сил идти дальше, ползли. Милиция вылавливала крестьян на вокзалах, на рынках, на улицах, грузила на автомашины и увозила. Куда? В некоторых случаях в совхозы и на другие государственные предприятия, нуждавшиеся в рабочей силе, а чаще всего просто подальше от города.

Некоторым удавалось устроиться на работу на шахтах и на строй­ках, начальство, нуждавшееся в рабочих руках, временно закрывало гла­за на социальное происхождение. Очень многие уже не были пригодны для тяжелой физической работы. Они просили милостыню, собирали объедки, застывали неподвижно на порогах домов. Многие приезжали в город, чтобы выменять там вещи на продукты. Эти мешочники забирались далеко на север, добирались до Москвы, повторяя историю Гражданской войны в обратном порядке. На железнодорожных станциях их ловили и отбирали продукты. Сергей Фурса рассказывает, как на станции Юзовка милиция обыски вала людей и забирала у них все, что находила. У одного крестьянина отобрали 5 фунтов крупы и две буханки хлеба. Он умолял оставить их ,говоря, что у него дома больная жена и дети, просил окружающих людей за него заступиться, но ничего не помогало. Через полчаса он бросился под поезд.

К инженеру Ломака в Брянскую область приезжала сестра. Он покупал ей крупу и муку, и онцотвозила их домой на Украину. Один раз на станции Купянск железнодорожная милиция отобрала все продукты. Картошка посланная багажом, также была конфискована ГПУ на станции Поворино.

Но самые страшные трагедии разыгрывались, когда, вернувшись домой добытчики не заставали в живых своих близких. Смерть царила в селе. Братские могилы на несколько человек выкапывались впрок никто не сомневался, что через несколько дней они будут заполнены и понадобятся новые. Телеги, собирающие тела скончавшихся, стали привычной частью деревенского быта. Как будто так и должно быть, ни про­щания с покойником родных и близких, ни отпевания, заботливая власть присылает на дом своих уполномоченных, интересуясь (не без основания) не умер ли хозяин или кто другой из членов семьи, и если умер помогает сбросить мертвое тело в большую общую яму. Что люди ели? Правильнее было бы задаться вопросом, чего они толь ко не ели. Желуди считались деликатесом, отруби, полова, мороженая свекла, листья сушеные свежие, древесные опилки — все шло в ход, наполняя человеческие желудки. Кошки, собаки, вороны, дождевые черви и лягушки стали мясной пищей человека.

Весной, когда появилась трава, дизентерия и понос оказались более опасными для жизни человека, чем голод. И даже обычная человеческая еда грозила искалеченным людям смертью. Один из научных работников Харьковского технологического института, отправленный вместе с группой студентов в село, рассказывает:

 

«Когда вышли ужинать, со всего села начали сбегаться голодные дети и даже взрослые и просить хлеба или затирки. Студенты, пораженные страшным видом голодных детей, стали давать им куски хлеба и сваренную затирку. Дети и взрослые с жадностью бросились на еду… Через полчаса или час после этого дети, которые после долгого голодания с жадностью наелись хлеба, с криком и плачем стали падать на землю и корчиться от боли. Среди студенток начались истеричные крики… руководство приказало студентам зайти в помещение школы, а детей отвести в село… Пошли в поле полоть буряки. И тут снова несчастье. Колхоз прикрепил к нашей бригаде одного селянина, точить тяпки. Кохозник молча выполнял свое задание до обеда. Во время обеда студенты от щедрого сердца дали ему немало хлеба и вареной каши, не опасаясь беды. Голодный человек хорошо поел, а через какие-нибудь полчаса тут же умер у всех на глазах…»

 

Люди разучились есть. Другой свидетель рассказывает, как в большом селе Киевской области выдали весной по килограмму гречки на человека. Люди ели ее не помолов (да и негде было), а некоторые — прямо сырой. И многие умерли от этого достаточно диетического продукта. Весной для работающих в поле восстанавливается общественное питание. Правда, не везде и очень ограниченное, так как прошлогодние угрозы по поводу напрасной траты зерна всем памятны. Так, например, директор Райзо Чорноусского района приказал перебрать посевной материал, и картошку, потерявшую качество, продать колхозникам. За это распоряжение он был снят. Директор МТС и начальник ее Политотдела добивались разрешения ввести в колхозах МТС общественное питание и просили для этих целей зерно, директор был исключен из партии за антигосударственные тенденции и т. д. Но главной особенностью этого лета была охрана урожая. Необходимо было сохранить каждое зернышко. Не от птиц или грызунов. От людей. На полях были сооружены дозорные вышки. Конные разъезды притаились в засадах. Сельские жители не должны были получить ни одного колоска колхозного хлеба. Страшный закон от 7 августа, за все грозивший расстрелом,   был прозван в народе законом о колосках. Даже с собственного поля не имел права колхозник унести ни одно го зерна. Специальное распоряжение запрещало жатву раньше времени, и вдова — мать шестерых пухнущих от голода детей, срезавшая у себя на огороде несколько колосков, получила три с половиной года работ в трудовой колонии, где она через две недели умерла.

Хищение зафиксировали голова сельрады, председатель колхоза и агроном. Они смололи снопы, взвесили их, затем через несколько дней, когда пшеница дозрела, вновь повторили операцию и установили, сколько граммов зерна государство недополучило (могло недополучить) из-за преступного желания матери накормить своих детей. Затраты труда государственных чиновников, каждый из которых съел в тот день больше хлеба, чем собиралась несчастная мать скормить своим детям, оказались вполне оправданы. Они доказали, что государство могло иметь на 100 граммов больше зерна, если бы не преступление вдовы.

Охрана урожая стала важнейшим в стране делом. В ней участво­вали не только взрослые, но и маленькие дети. Как утверждал Косиор, 500 тысяч пионеров сторожили в то лето поля от своих родителей. Правда, другие очевидцы рисуют менее патриотическую картину.

 

«Разговаривая друг с другом, усталые колхозники шли с поля. И вдруг, что за явление? На краю деревни они догоняют странное сбори­ще детей, старух и стариков под охраной головы сельрады Зозули, вооруженного ружьем и пистолетом, верхом на коне. Плетется толпа мед­ленно. Детишки в запачканных, сто раз заплатанных портках и рубашках, все босиком и почти у каждого через плечо котомка, а в ней вещественные доказательства этих великих преступлений. Важных преступников вышел встречать сам начальник районной милиции Смирнов. «-Гони их всех в сарай, а завтра разберемся, кого куда!» А утром несколько детских трупов похоронная бригада увезла на кладбище. Мертвые уже вне закона».

 

Много сил тратилось на то, чтобы скрыть правду Конечно, слухи о трудностях и неполадках циркулировали по всей стране но правдивой и полной информации ни у кого не было. Н.Хрущев, зани­мавший уже высокий пост в Московском комитете, пишет, что узнал достаточно подробно о происходившем лишь через несколько лет. П.Григоренко идет спа­сать отца в деревню по сигналу родных, но до этого времени не имеет представления о происходящих событиях.

ТАСС выпускает специальное опровержение информации о голоде, поя:вившейся за границей, называя ее клеветой на прекрасную советскую действительность. Поездки иностранных корреспондентов были ограничены. Чтобы скрыть от населения чудовищные последствия голода, появился закон об изъятии дел о людоедстве из юрисдикции судов и передача их в органы ОГПУ.

 

 

Харьков

22. 5. 1933 г.                                                                                                                     Сов. секретно

№ 17 /198/к.

Всем нач. облотделов ОГПУ УССР и обл. прокурорам.

Копия: Райотделам ОГПУ и райпрокурорам.

Отдел   кодификации   законов при Наркомюсте СССР письмом своим от с. г. за № 175 -К разъяснил:

 

Ввиду того, что существующим уголовным законодательством не предусмотрено наказание для лиц виновных в людоедстве, а поэтому все дела обвинения в людоедстве должны быть немедленно переданы местным органам ОГПУ. людоедству предшествовало убийство, предусмотренное ст. 142 У.К., эти дела также должны быть изъяты из судов и следственных органов системы Наркомюста и переданы на рассмотрение коллегии ОГПУ в Москве.

Это распоряжение примите к неуклонному исполнению.

Зам. Наркома                                                                                                         Прокурор республики

ОГПУ УССР (Карлсон)                                                                             (Михаилик)

 

Сокрытие фактов ‘было столь вопиющим, что даже у крупных местных работников не было уверенности, что высшие руководители представляют себе реальное положение дел. Н.Хрущев рассказывает следующую историю:

 

«Микоян рассказал мне, что товарищ Демченко,   бывший тогда первым секретарем Киевского обкома партии, однажды приехал к нему в Москву. И вот что Демченко ему сказал: «Анастас Иванович,   знает ли товарищ Сталин или хоть кто-нибудь в Политбюро, что делается на Украине? Так, если нет, я приведу Вам пример, чтобы Вы имели об этом хоть какое-нибудь представление. Вот недавно в Киев прибыл поезд, нагру­женный трупами людей, умерших с голоду. Это был поезд, подбиравший трупы вдоль железнодорожного полотна от Полтавы до Киева. Мне кажет­ся, что хорошо бы, чтобы кто-нибудь проинформировал товарища Сталина про это положение».

 

Не только секретари обкомов обращали свои взоры на Кремль в это трагическое время. Сотни тысяч простых людей, ежедневно читавших в газетах о мудром вожде, писали к нему в надежде, что он узнает и поможет.

 

«Я Вас любила и люблю, Иосиф Виссарионович, И я не верю, что Вы допустите, чтобы я погибла в расцвете моей молодости так трагично и бессмысленно от голодной смерти»,

 

— пишет комсомолка, ученица 8-го класса, дочь красного партизана из села Стовбина долина Ново-Саджар-ского района Харьковской области. Девочка рассказывает вождю, что у них в доме вот уже больше месяца нет ни кусочка хлеба. Мы не знаем, умилялся ли товарищ Сталин, читая это наивное детское письмо или хмурился. Кусок не застревал у
него в горле на многочисленных кремлевских пирах, покушать учитель человечества всегда любил и не отказывал себе в этом удовольствии. Но, как засвидетельствовали современники, где-то в начале 30-х годов товарищ Сталин перестал спать по ночам.
В заключение расскажу маленькую историю, преломлено отражающую                   те далекие годы

в наше время. Мать моего знакомого, живущего: в далекой Австралии, заболела психическим расстройством или, говоря более точно, душевной болезнью. В 30-е годы она работала бухгалтером-эконо­мистом в Полтаве. Сейчас она потеряла память, и в ней поселился страх Бедная женщина боится соседей. Ей кажется, что они следят за ней исподтишка, когда она ест. Она боится их и испытывает перед ними чувство вины:   бедные, у них нет своего дома, им нечего есть. Иногда она печет пироги и ставит их на окно, наблюдая потихоньку, когда соседи появятся, чтобы их украсть.

По-видимому демоны тех далеких и страшных дней завладели душой этой несчастной женщины. И мне кажется, что сегодняшнее советское общество переживает нечто   подобное. Оно лишено памяти, но смутное сознание вины и страха вырывается из его исторического подсознания.

 

[1] В 1928 году на каждого жителя страны производилось 400 кг. зерна, 300 кг картофеля, 32 кг. мяса, 70 яиц и 200 литров молока. В 1933-37 годах зерна было в среднем за год 336 кг., картофеля 314 кг., мяса 16 кг., яиц 35 штук, молока 136 литров. (Народное хозяйство СССР 1922-1972 гг. М. 1972, Сельское хозяйство СССР М. 1960). Коллективизация предопределила и сегодняшний жалкий уровень сельского хозяйства. Согласно Российскому статистическому ежегоднику (М. 2007) коров, лошадей, овец и даже свиней в 2006 году было меньше, чем в России 1916 и 1928 годов в тех же границах.

 

[2] В 1926 году на Украине из урожая 178 млн. ц хлебозаготовки составили 30 млн. ц, потери 10 млн. ц, на семена было отложено 25 млн. ц, на корм скоту 63 млн. ц и на потребление жителям деревни осталось 50 млн. ц. А в 1931 году при урожае 160 млн. ц заготовки составили 76, потери – 10, на семена ушло 28 млн. ц, и 46 млн. ц. осталось на потребление жителей и их домашних животных.

maksudov

More Posts